Право, пора, поводырь, проснись, голову подыми, Am Am6 Em стан распрями да выгляни наконец в окно. Gm A7 Dm Отчего так пахнет снаружи кузницей и лошадьми Fm Cm и слова долетают сельские: "жмых", "толокно"? Gm D7 Gm Gm6 Помнишь ли ты хоть имя того, кто нам дал ночлег? Dm Dm6/H Am Надо бы восвояси, но нет, все гостим, гостим. Cm D7 Gm Ладно покуда осень, тепло. А выпадет снег - Dm Dm6 Am F что мы будем делать с тобой, милый мой Августин? Am G Dm Впрочем, и дома теперь бы ты наверняка скучал. Все бы писать собирался, варьировал бы нажим. Все бы молчал среди пепельниц, бумагу бы размечал, ввысь бы глазел, и небо тебе казалось бы не чужим. Жаль, не видал ты его оттуда, с тех галерей, меж каковыми и мой был протянут канатный шлях. Страшное небо, страшное небо, нет ничего страшней. Черные бывают в нем ангелы, с кортиками, в вензелях. Я ведь не век на согнутых шаркал, кочек боясь и дыр. Раньше-то важно шагал, вышагивал, вышивал по канве. Но налетели черные, справились, выбили балансир. С тех-то я пор иначе как ощупью уж и не двигаюсь по Москве. Трогаясь с места, дергаюсь. Выветрился, иссяк. Весь обмелел, как рекам иным не грезилось и во сне. Будет ли так и впредь? Допускаю, что будет еще и не так. Если писать соберешься все же, то не пиши обо мне. Или пиши, но по методу дядьки и бузины, не шлифуя фраз. Слов не вяжи, пускай не стыкуются, не имеют лица. Вроде того, что, дескать, тенденции упразднены. Септаккорд погас. Ягодой, мол, валяется легенда бывшего колеса.